Я такой же осел, как и вы, сэр!
Странно смотреть и трудно удержать смех, когда писатель — театр, господа — встает после истерики с лужи бумаг, собирает себя по кусочкам, продирает глаза и подслеповато щурится, пытаясь разглядеть писанину на листке и вчитываясь в черновики,. Пожелтевшие от времени страницы ветхие страницы, рецепты. Мы порвали поваренную книгу. Одну страницу утащил: рецепты лимонного и картофельного супов.
Прогулял пары, чтобы встретиться с человеком. Боялся, мол, вдруг отморозок? Марк, прости! Но мне и в правду было страшно! Ан-нет, нормальный парень. Высокий, кур-р-рва, как каланча. Нарезали с ним круги по центру, аж ноги теперь болят, так находились. "Не лезь на парапет, вдруг поломаешься? Как я это объяснять буду?" — надеюсь, я был не слишком безрассуден. Поржали с памятников жертвам политических репрессий. Ватники, ну упс. И пили кофе. Растворимый, за двадцать рублей. Могу лишь предполагать, потому что взглядом дали по рукам, стоило полезть за деньгами.
Прогулял пары, чтобы встретиться с человеком. Боялся, мол, вдруг отморозок? Марк, прости! Но мне и в правду было страшно! Ан-нет, нормальный парень. Высокий, кур-р-рва, как каланча. Нарезали с ним круги по центру, аж ноги теперь болят, так находились. "Не лезь на парапет, вдруг поломаешься? Как я это объяснять буду?" — надеюсь, я был не слишком безрассуден. Поржали с памятников жертвам политических репрессий. Ватники, ну упс. И пили кофе. Растворимый, за двадцать рублей. Могу лишь предполагать, потому что взглядом дали по рукам, стоило полезть за деньгами.